Дома ничего нельзя, за границей все можно.

 За границей – чудесная вседозволенность, ведь за границей я – не я,

и законы не писаны, а возникают стихийно, из небытия.

 

 

 

I

ЛЕТО 1990

 

ПОНЕДЕЛЬНИК, 30 ИЮЛЯ

 

Теплым летним утром, слепит солнце, я выхожу из поезда с сумкой и рюкзаком. Перрон кишит людьми, кто-то куда-то спешит, кто-то кого-то высматривает, окликает. В толпе кого-то высматривает и короткий седеющий мужчина с ироничной улыбкой и настырным лбом, за ним – молодой человек с шапкой вороньего цвета волос и скучающим, надменным взглядом.

«Добро пожаловать в Киев! Рады принять Вас, дорогого немецкого гостя, в столице Украины! Познакомьтесь – мой сын, Егор... – Н., осыпая меня потоками речи, со старомодной обходительностью на грани деспотизма вручает мне букет гвоздик. Переходя на немецкий язык, говорит с рокочущим акцентом, щеголяя давно ушедшими в прошлое и местными идиомами. В шестидесятые-семидесятые он стажировался в ГДР. Теперь он сотрудник отдела внешних связей Горисполкома города Киев. – Как вы доехали? Не устали? Егор, неси сумку», – завершает он свое приветствие, направляя меня в сторону вокзального здания.

Доехала нормально. В Польше грозились высадить из поезда – оказалась без транзитной визы. Да откуда мне знать, что виза нужна. Заподозрила, что обманывают, шантажируют – требовали тридцать марок. У меня были две сотни, не додумалась взять мелкие купюры. Выручила случайная попутчица, немка, одолжила денег, я ей в Германии верну. Пограничник с паспортом исчез, я испугалась. Вспомнила путешествие из Германии в Грецию пять лет назад. Мы с подругами на поезде добирались до нее через Югославию. Тогда пограничники отобрали у нас паспорта, стращая трибуналом. Нас четверых спас их соотечественник, веселый плотный мужичок, дал, наверное, взятку. Мало того, что он нас выкупил, он еще и угостил – домашней едой, которую вез от своей матери, рыбой, печеньем, вином. Я так наелась, что после пира заснуть не могла. Да и сейчас... Всю дорогу мне что-то предлагали поесть, то курицу, то колбасу. Я колбасу не ем, но тут пришлось, а то неудобно, невежливо. Как воняла эта колбаса, нет слов, все купе пропахло. Купе не проветривалось, а окна грязные, пыльные шторки по сторонам, утром включили музыку, ее никак не убавишь, она не бодрит, а злит... Чай не помогал, и да, устала.

Н. своей улыбкой улыбается. Перебирает куцыми ножками на странно высоком каблуке. Егор плетется сбоку, тащит сумку, закинув ее через плечо, другую руку засунул в карман. Слушает без интереса.

У вокзала машина, черная Волга, с водителем, белобрысым, пузатым, простое, красноватое лицо. Машина – не такси, но с водителем. Чья? Н. деликатно темнит. Егор ухмыляется.

[день публикации: 13.01.2017]

 

По городу мы едем в отель. Через мост, и перед моими глазами распахивается панорама – зеленые берега, крутой правый и пологий левый, по середине – широченная река. Такой реки я не видела никогда. Н. предъявляет ее с гордостью. Наша река, наша степь. «Я, между прочим, донской казак!» – насупившись, он изображает свирепость. Переняв эстафету от меня, трещит без умолку. В четверть часа умещает многовековую историю города, основную информацию по экономике, культуре, отдыху, языку (ему не впервой – профессионал!) и достопримечательностям на нашем пути. Вот высится она – Родина-мать с поднятым мечом, а далее – радуга-дуга: арка, возведенная в ознаменование воссоединения Украины с Россией.

Гостиница. «Славутич» называется, по-украински «Славутiч». Удвоение имен смутно забавляет и слегка тревожит меня – не придется ли параллельно обретать второй язык, похожий, сливающийся с изучаемым, коварно отличаясь звуками, окончаниями, значениями? «Не беспокойтесь, – отметает Н., – здесь говорят по-русски».

Гостиница – панельный клык на острове, застроенном маловыразительным советским жильем. Холл в меру помпезен, обслуга – надута. Меня на лифте довозят до пятнадцатого этажа.

– Располагайтесь, раскиньте вещи, помойте руки, через час – отъезд. Сегодня – совместный ужин, завтра-послезавтра с Вами будет Егор. Он Вам покажет город.

– Спасибо, но я сама, – протестую я, не желая быть в тягость.

– Потеряетесь. А Егор – с удовольствием! – Егор криво усмехается. – Хотя бы первые дни – в сопровождении. Город небезопасен. Я Вас пригласил, несу ответственность перед Вашими родными. Диву даюсь – как Вас отпустили родители, такую молоденькую девчоночку? Мама не боится за Вас?

– Мама в двадцать с гаком автостопом докатила до Израиля, через Италию, Грецию, Турцию. Ее сотни раз могли убить. Но не убили, и даже пальцем не тронули.

– И слава Богу! – восклицает Н. – В шесть часов ждем Вас внизу!
[день публикации: 20.01.2017] 

 

Не разбирая сумку, я вытаскиваю из нее смену белья и свежую футболку. Оглядываюсь в номере. Метров восемь: потрепанная мебель, провисшая кровать, неровный паркет. Прямо – балконная дверь. Открыв ее, я ногой нащупываю порог. Впереди – море серых домов, однотипных коробок разной этажности. Слева – гул телевизора, справа – мужские голоса, спорящие на нерусском языке, грубом, быстром, грозном. Обладая физической сноровкой и крепкими нервами, через отделяющую балкон перегородку можно перелезть. Защищена ли от взлома балконная дверь?

Из-под еле теплого душа я возвращаюсь в комнату, сглатывая ржавый вкус хлорированной воды. По паркету ползет какой-то жук, рыжевато-прозрачный, с длинными усами. Я давлю его ногой. Переворачивая сандалию, чтобы ближе рассмотреть его, ничего не нахожу. Все, что осталось от него – темная лужица на лакированном полу.

 

После двух с половиной суток в поезде я чувствую необходимость поразминаться. Спустившись на улицу, прохаживаюсь вдоль канала около гостиницы, по однообразному берегу, укрепленному бетонными плитами. За поворотом увидев ту же неживописную картину, иду обратно. Этот район я исследовать не буду. Сосредоточусь для начала на центре.

 

***

 [день публикации: 27.01.2017] 

 

Квартира семьи Н. – на седьмом этаже девятиэтажного дома, в квартале, соседнем с гостиницей. Три комнаты, кухня, ванная и туалет.

Меня смущает скромность, хозяином полагаемая богатством. С нами ужинают его жена, держащаяся независимо, и дочь Евгения, года на два моложе меня, с головой, выкрашенной в белый цвет.

Н. произносит тост за мое прибытие, резкая горечь алкоголя во рту вытесняет застоявшийся вкус гостиничной водопроводной воды.

– Закусывайте! – меня учат пить, потешаясь над моей огорошенной физиономией. – За родителей! За побратимские связи между нашими городами!

– В четверг, – распоряжается Н., – устроим Вас в бюро переводов. В выходные свозим за город. Да, чуть не забыл – завтра ко мне на работу.

В обед Егор Вас заберет. Отсыпайтесь! В среду – прогулка. Чтобы познакомиться с городом, по нему нужно ходить пешком!

[день публикации: 10.02.2017] 

 

ВТОРНИК

 

 Не напившись за завтраком, я направляюсь в продуктовый магазин за гостиницей. В магазине – та же жара, что на тротуаре, и помойный запах столбом. В неохлаждаемой витрине у входа горкой навалены ощипанные трупы кур. У задней стены просторного помещения пирамидами выставлены одинаковые синие консервы: СГУЩЕНКА (что это?!). На стеллаже линялые пачки: МАКАРОНЫ. Левее – трехлитровые банки с неаккуратно налепленными зеленоватыми этикетками: БЕРЕЗОВЫЙ СОК. Кроме этого ничего нет. Я покупаю сок, несу его в номер, ключами от номера продырявливаю крышку. Пачкая стол, наливаю сок в граненый стакан из ванной. Сок липкий и сладкий, жажду не утоляет.

 

В обед Егор сдает меня в Горисполком. За крупными окнами кабинета бушуют зелень, солнце, свет. Пышущие достоинством обильно напудренные секретари. Миниатюрный Н., хлопотливый, хваткий, двигающийся в разы бойчее всех их: «Как спалось?!» Вполуха выслушав мой ответ, он объясняет, что мне предстоит зарегистрироваться в паспортном столе. В столе? Паспортном? Не понимаю. Стол? И почему это – в столе? Я представляю, что такое на столе, под столом, за столом, перед столом, рядом со столом, у стола. А в столе? В тумбе? В ящике? А паспорт причем? Мне не паспорт получить, а всего лишь штамп – отметиться.

 

***

[день публикации: 02.04.2017] 

 

В стол, так в стол. Егор ведет. Паспортный стол находится в импозантном зале на втором этаже старого дома. Посетителей немного (время неприемное?), ждать недолго. Простые деревянные стулья обиты рябой коричневой тканью, на полу – вытертая ковровая дорожка. Красная. И, наконец, обещанный стол. Стол стоит в дальнем углу, у окна. Широкий, кривой, обшарпанный. Чтобы попасть к нему, надо пересечь весь зал. Дорога свободна, но я умудряюсь споткнуться о край ковра.

Из-за стола нетерпеливым взглядом cмеряет меня строгая дама, ничуть не впечатленная ни моим иностранным паспортом, ни письмом из Горисполкома. Перед законом все равны.

Но выхожу я на улицу с четким осознанием того, что мне повезло. Не будь официального письма, вели бы себя менее сдержанно.

 [день публикации: 21.04.2017] 

 

СРЕДА

 

Егор, как мы и обусловились при посредничестве его отца, прогуливает меня по центру города. На Крещатике поражают каштаны и массивность каменных зданий, драка вокруг чьей-то сумки, собирающая комментирующих ее зевак, на площади Жовтневой Революции – громадное количество гранитных плит. К полуметровому бордюру этой пустыни причаливают троллейбусы. Ехала ли я когда-нибудь на троллейбусе? Нет, не ехала. А был ли Егор в музее Ленина?

– Был. Все были. Хочешь, не хочешь – приходится. Приходилось, неоднократно.

– И что там?

– Музей.

– Да, а показывают что?

– Ленина.

– А веришь ты во что? ...в кого?

[день публикации: 29.04.2017] 

 

В час Егор приглашает меня в СТОЛОВУЮ: ОБЩЕПИТ. Слева столы, справа прилавок. Подносом по полозьям. За алюминиевыми чанами упитанная раздатчица в халате: «Что вам? Говорите!» Что говорить? Я – вегетарианка. А тут все мясное: белесые пельмени. «Бери сметану! – решает Егор, – и компот». Тарелка в почерневших царапинках, вилка гнется. Сметана в мутном стакане с пузырьками, заключенными в стекле. Разве ее так едят? Я привыкла класть по одной ложке в суп. Сметана отдает животным. Жирная, тяжелая. «Сытная», – поправляет Егор. Он ест быстро, не отвлекаясь на внешние раздражители:

– ЗАБЕГАЛОВКА – сюда забегают между делом, ЗАМОРИТЬ ЧЕРВЯЧКА.

– Червячка? За... что? Между делом? Каким?

– Не засиживаются – не кафе.

Компот с горчинкой, разбавленной сахаром. За соседним столом гортанная речь, посверкивают глаза.

– Цыгане, – определяет Егор, – перепродают золото.

[день публикации: 05.05.2017] 

 

(Из школьной тетради 1989 года. Сохранена грамматика оригинала)

Я знакомилась очень серьёзного молодого человека, он ест много фрукты и овощи.

 

***

[день публикации: 13.05.2017] 

 

Егору хочется пить. В проходе он бросает монету в синенький автомат, нажимает кнопку. Автомат пшикает несколько глотков газированной воды в стакан, стоящий в выемке на уровне бедра. Егор хватает стакан, залпом опрокидывает воду в себя, ставит стакан обратно в выемку. Не хочу ли пить и я. Я пить хочу, но утаиваю это обстоятельство.

– Из этого стакана пьют все?

– Все.

– Ты пьешь из одного стакана с незнакомыми тебе людьми?

– Да. Все так делают.

– А болезни?

– Болезни?

– Бактерии, микробы.

– Да ну! – Егор считает себя устойчивым к заразам.

 

В парке около здания Верховной Рады из репродукторов гремит задорная музыка, перебиваемая навязчивым голосом диктора. С какой стати в парке людей заставляют слушать эту галиматью? Парки существуют для отдыха. «Как вы отдыхаете под шум такой?» Егор пожимает плечами: «Как-то отдыхаем».

От мороженого я не отказываюсь. Мороженое завернуто в бумажку. От него жажда усилится, но на время оно поможет. Мороженое похоже на сметану, с той разницей, что слаще. Свою норму жира и сахара я сегодня исчерпала с лихвой.

[день публикации: 13.05.2017] 

 

От арки на высоком берегу открывается вид – склон, река, мост через реку, пляж. Мы спускаемся на пляж. На пляже жарко, многолюдно. ЯБЛОКУ НЕГДЕ УПАСТЬ (Какое на пляже яблоко? Откуда упадет?). Речная вода бурая. «В этой воде купаются?» – «Купаются. А где?»

Гидропарк зарос, дорожки заброшены. Плиты на них расшатались, раскололись, встали на дыбы. Одной мне было бы страшновато, вдвоем – хорошо...

 

...Но Егору вправду не интересна моя компания. А какие он любит развлечения? Егор ускользает от ответа. «Почему ты ходишь со мной? Отец попросил? Ты выполняешь его поручение?» Егору врать не охота.

– Давай, – предлагаю я, когда мы возвращаемся в гостиницу, – я дальше сама. Не маленькая уже. Не первый раз в чужом городе. Как добираться до гостиницы помню. Центр ты мне показал. Спасибо тебе, но теперь я разберусь и одна. Куплю себе план.

– План? Какой план? Ты о чем?

– Какой план? План города! В каждом новом городе я покупаю план – в нем смотрю улицы...

– Карту! – повеселев, догадывается Егор.

– Карту? – недоумеваю я.

– Карту, да, – подтверждает Егор.

Я в замешательстве. Карты в моем понимании бывают только игральные. Егор оглядывает меня с сомнением, но против моей самостоятельности не возражает. Испытывает, наверняка, облегчение. Да и я не буду грустить без него.

– Ну ладно, – соглашается он, – завтра доведу до бюро переводов и все, свободна.

– Договорились.

– До завтра!

– Пока!

 

***

[день публикации: 13.05.2017] 

 

К выпущенной ГУГК СССР[1] в 1989 году карте города, именуемой «Туристской схемой», прилагается тетрадка с заглавием «Текст к туристской схеме». Сама карта, размером с полпростыни, неудобна для использования на улице, ее никак не спрячешь в руках. Текст начинается с перечня достопримечательностей – «Исторические памятники в честь событий дооктябрьского периода», «Исторические памятники в честь событий советского периода» с разделами «Памятник В. И. Ленину», «Памятники видным советским партийным, государственным и военным деятелям», «Памятники в честь событий и героев Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны», «Мемориальные комплексы и памятники в честь событий и героев Великой отечественной войны 1941–1945 гг.». После них следуют «Памятники видным деятелям культуры и науки», «Памятники архитектуры», «Учреждения культуры» и прочие примечательные места. «Указатель названий улиц, площадей, проспектов, переулков, набережных, бульваров, шоссе» в конце тетрадки занимает страниц семь – немногим больше, чем список памятников.

ЧЕТВЕРГ

 

Всю первую половину дня я провожу на ногах, созерцая город и его обитателей. Слушая их речь, изучая их поведение, стремлюсь раствориться в народной массе, примеряю на себя роль жителя страны. В ларьке беру мороженое. Все еще я удивляюсь ценам – 15 копеек в пересчете на марки ничтожно мало, так мало, что еле исчисляется. Две бабули спрашивают дорогу у меня. «Простите, – вынуждена признаться, – я не местная».

Печерский район. Гастрономы, булочные, ЦУМ. Около Верховной Рады колонки передают сессию. Мужчина лет пятидесяти, Валентин, ввязывает меня в разговор о политике, избирательной системе. С помощью некоего Василия я дохожу до Горисполкома.

 

В Горисполкоме меня встречает Егор. Доставляет в бюро переводов на улице Жадановского. Здесь я буду работать на протяжении своего пребывания в Киеве. Бюро располагается на первом этаже здания девятнадцатого века. На окнах решетки, пол застелен линолеумом, двери обиты дерматином. Столы, обклеенные шпоном, набор разнообразных стульев, темные шкафы. Что я буду переводить? Начальник бюро Виталий Рытик, коренастый, вертлявый, красноречивый человек с хитрецой в смешливых чертах – «Разрешите представиться – полковник, трижды генерал-директор!» – вручает англоязычную визитную карточку, набранную на обороте распечатки «Союзсчеттехники». На визитке указаны три организации с телефонами – «офис», «учебный центр» и «экспериментальная студия». Отметив, что «вы выбрали себе бесполезное, бесперспективное дело», Рытик, потирая руки, обещает «всегда полной чаши работы». Кроме Рытика в бюро присутствуют студент испанского языка («Горбачев развязал людям язык, а этого недостаточно. Но пока у нас нет другого лидера») и Тамара, 1939 года рождения, с ходу предлагающая мне жилье и какую-то работу на следующий год.

[день публикации: 04.06.2017]

 

С Егором на автобусе до Крещатика. К нам присоединяется его приятель Костя. В гостиницу на такси. Костю в гостиницу не пускают, они с Егором остаются у входа вести какие-то переговоры между собой. Проехав несколько остановок на автобусе, мы ловим ЧАСТНИКА: в гости к другу Кости Гене. На кухне раскованно пляшет шатенка в одних колготках и блузке. Егор, левая рука в кармане серых брюк, прислоняясь к столу, с выражением опытного ценителя следит за ее движениями. Правой привычным жестом лапает ее за вращающийся зад. Выпив полбокала дурманящего вина, я выхожу на застекленный балкон выискивать на чернильном небе редкие звезды. Где я? Зачем? Ко мне подгребает Костя, о чем-то болтает, у меня кружится голова. Борясь с тошнотой, я ложусь на диван, засыпаю. Сквозь сон слышу резкий голос Егора: «Не трожь!» Мне хочется уйти, но я не знаю, в каком направлении. Костя – «Ты мне очень нравишься» – вызывается составить мне компанию, но мне его компания противна. Егор проводит меня в гостиницу. Зря я вчера отказалась от его сопровождения.

[день публикации: 11.06.2017] 

 

ПЯТНИЦА

 

Литр молока – 24 копейки. По пути на улицу Жадановского начинается дождь, я, без зонта, пережидаю его под навесом на крыльце. Сотрудники бюро Настя и армянин Александр вводят меня в дело. У Н. есть пишущая машинка с латинским шрифтом, за ней я заглядываю к нему. Оказывается, она неисправна.

 

– На фуникулере покатались? – проверяет Н. выполнение заданий сыном.

– На фу... на чем?

– На фу-ни-ку-ле-ре.

– Нет, наверное. Что это – поезд?

– Егор не сводил? – Н. вздыхает.

– Не успел, – предполагаю я. – Так что это такое?

– Канатная дорога, зайльбан, – поясняет Н., – традиционный вид транспорта в городе Киеве. Функционирует с тысяча девятьсот пятого года. Вам обязательно нужно будет прокатиться на нем.

– С тысяча девять... э-э-э... года? Так давно функционирует? И не сломался[1]? А откуда такое название?

– «Функционирует» значит работает, эксплуатируется. А название – с французского «funiculaire».

– А-а-а... «фуникули, фуникуля[2]»... эксплуатируется. Как рабочие[3]?.. Канатная дорога в городе?

– В городе.

– Зачем?

– Чтобы подниматься в гору.

– В гору? Где?

– На Подоле.

– По... доле?

– Район есть такой – Подол: нижний край.

– Нижний край? То есть, юг?

– Нет, не юг. Подол под Андреевским спуском.

– Под спуском? Спуститься, чтобы подняться?

Н. смеется: Завтра покажем Вам достопримечательности города. В одиннадцать будьте в холле гостиницы.

 

[день публикации: 17.06.2017] 

 

На фуникулере я, короче говоря, не каталась. Я езжу на лифте, хожу по лестнице.

Садясь в лифт, я присматриваюсь к едущим со мной. Если в лифт заходит темнолицый мужчина, тем более, если их двое или трое, я выбегаю из него на том же этаже (или этажом ниже или, соответственно, выше) и дожидаюсь следующей кабины. Могу идти по лестнице. Лестничная клетка расположена за лифтом. Лестница узкая, ступеньки высокие. Бывает, и на ней я наталкиваюсь на нежелательную мне публику – курильщиков, присевших на корточки или на подоконник, но я предпочитаю лестницу интимной тесноте лифта, в котором со мной непременно захотят познакомиться знойные южане с волосатыми шеями в узорчатых рубашках и обтягивающих футболках. Двигаться вверх таким способом сложнее – подъем на пятнадцатый этаж требует спортивной подготовки. Я тренируюсь ежедневно.

 

***

 

– А чем, собственно, занимается Егор? – спрашиваю я у Н. – Он учится где-нибудь или работает?

Н. на мой вопрос не отвечает.

[день публикации: 02.07.2017] 

 

СУББОТА

 

Девять часов, бюро переводов. Рытика нет. В одиннадцать явится Н., на машине, возит меня по туристическим местам – Софийскому собору, Золотым воротам, Театру оперы и балета, Киево-Печерской лавре. Вооружившись камерой, всюду фотографирует меня, велит позировать перед каждым очередным осматриваемым объектом. Мне, одетой в свободную майку и бесформенные шаровары, неловко, я прошу его не снимать меня, он настаивает: «Для родителей!» Вот не хватало. «В чем ты ходишь?» – ужаснется мать.

 

Наконец, мы по брусчатке Андреевского спуска достигаем Подола. На фуникулере не катаемся, ограничиваясь осмотром его входа: потом. Завершается экскурсия по городу съемкой меня с водителем на фоне черной ведомственной «Волги». У меня физиономия скептическая, водитель, выпятив живот, довольно улыбается. Мы оба отработали свое.

[день публикации: 09.07.2017] 

 

После города: «На дачу – воздух! Озеро! Лес! Природа!» На даче я не была и не против съездить, благо недалеко, туда плывет теплоход.

На первом этаже деревянного домика одна комната, жилая, из нее – крутая лесенка на второй этаж, там «гостевая спальня». Устав от вчерашнего, я пользуюсь возможностью ненадолго прилечь. Просыпаюсь в сумерках. Н., закончив работу по саду-огороду, показывает окрестности. «Девчонка, давай гулять вместе», – раздается голос из темноты. «Не чирикай, шнурок, дам в глаз!» – грозно предупреждает Н. Его не заметили за мной?

Вернуться в город сегодня он не разрешает: «Вечером на электричке опасно». Мне остается настрогать в салат огурцов и кое-как дотянуть до ночи, чтобы залезть на чердак.

[день публикации: 16.07.2017] 

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ

 

Солнце встает рано, встаю и я. Н. уже на ногах. Бегает по участку, поливает грядки, цветы. Затаив дыхание, я иду в сортир (Н.: «НУЖНИК»), оплескиваюсь водой из рукомойника: «Все, я пошла». Меня ничего больше не держит. Уехать немедля, не весь же день на даче торчать, когда в городе ждет столько приключений. Н., качая головой, не пускает: «Завтракать! – Отрезав толстый ломоть рыхлого сероватого хлеба, мажет его щедрым слоем сливочного масла. Такой завтрак не для меня. Я сопротивляюсь, как могу, Н. несгибаем: Ешьте! Что я скажу вашим родителям? Вам надо поправиться, а то приедете к ним истощенная, как смерть». Н. бубнит, я перестаю слушать его.

 

На теплоходе в Березняки, за молоком в магазин. В квартиру семьи Н. Егор, заспанный, молчаливый, угощает арбузом. Горбясь за столом, исподлобья фиксирует меня: меня прислали за ним.

У теплоходов в обед перерыв, посему на дачу мы трясемся автобусом. В автобусе давка, гвалт, негодование. И смех.

[день публикации: 22.07.2017] 

 

Н. с Егором в саду оборудуют душ. Мне, предлагающей помощь, поручают потяпать грядки. Затем – покрасить оконные рамы. За покраской рам время проходит быстрее. Н. фотографирует меня и с капающей кистью на подоконнике – на радость родителям. Я тихо сержусь. У родителей я слыву лентяйкой, непригодной к ведению хозяйства. На даче мне просто скучно сидеть без дела. Поскольку тут себя не утруждают удалением старого слоя краски, работа легка – кисть окунул в банку, краску нашлепал, размазал, готово. Неровности, затекание краски на стекло никого не волнуют. Окон немного, я управляюсь в два счета. Отдыхая, листаю детскую книжку: как образовывалась поверхность луны. Н. с Егором ныряют в озеро. Теплоходы возобновляют движение. Н. из своих книг предоставляет мне немецко-русский словарь. До гостиницы дает дойти одной. Я еле вошла в номер, как он звонит, озабоченный.

[день публикации: 07.08.2017] 

 

ПОНЕДЕЛЬНИК

 

В соседнем номере шумят. Поднимают с постели в шесть утра. В полседьмого выхожу из гостиницы. Трамваем до Подола, влекущего мертвелым покоем, пришедшим на смену рабочему прошлому. Забор глухого зеленого цвета. Храм Ильи Пророка. Блики солнца на реке. Таблички в подъездах, призывы экономией энергии поддерживать стройку социализма. На улицах после поливальных машин испаряется влага. Старичок подтягивается на ветке дерева.

[день публикации: 03.09.2017] 

 

В девять тридцать на Жадановского. В бюро из Горисполкома привозят финскую электрическую чудо-машинку с латинской клавиатурой, ее приветствуют бурными аплодисментами. Инструкцию по эксплуатации забыли в Горисполкоме. Отмечая новинку, мы с Рытиком отправляемся завтракать на Крещатике. Подкрепившись (Рытик: «Божественно!»), заходим в Горисполком за инструкцией к машинке, далее – («Заскочим!») в «студию» Рытика – комнату на цокольном этаже дома начала века, с окнами на мусорные баки во дворе, за стеной орущее радио. Кресла с рваными сиденьями, книги кипами: «Сейчас найду! – Не найдя искомое, Рытик сует мне в руки сборник анекдотов: Почитаете». Сгребает в охапку учебники по английскому языку («Ребенку»). Ведет в квартиру. Одна комната на троих, мало отличающаяся от «студии» – потертая мебель усеяна ворохом книг, бумагами. И здесь копание Рытика результатом не увенчается. Взамен он захватывает с собой какие-то магнитофонные ленты. Часа через три мы снова в бюро.

[день публикации: 10.09.2017] 

 

Кроме бюро переводов в здании на Жадановского есть и другие конторы. В одной из них меня спонтанно поят чаем. Вячеслав Николаевич, неказистый сухощавый мужчина в нейлоновой рубашке и сером костюме, вежливый, сдержанный ученый, зовет меня на ужин к себе домой. Познакомит с сыном, студентом факультета социологии Киевского университета.

 

Живут ученый с сыном на Борщаговке, куда с лязгом и скрипом мчится скоростной трамвай. Дома пятиэтажные: «Их построили в шестидесятые годы, при Хрущеве. Поэтому их и назвали ХРУЩЕВКАМИ». – «Хрущевки на Борщаговке, – каламбурю я. – И что означает „Борщаговка“? В этом районе варили борщи?»

[день публикации: 17.09.2017] 

 

Ученый заворачивает в один из дворов среди хрущевок. Подъезд с хлопающей дверью, второй этаж. За дверью квартиры сумрачный коридор, слева два деревянных чулана («туалет и ванная»), прямо – «кухня», справа – «комната». И: «сын». Сын ученого, мой ровесник, – смазливый смуглый шатен, невысок, спортивен. Неожиданно для студента социологии. Его наносная уверенность в себе внушает доверие, простота шуток и некоторая напыщенность манер – настороженность. Я списываю их на неловкость, испытываемую Максимом в общении с противоположным полом. Возможно, он таким образом рассчитывает произвести благоприятное впечатление. Ужин незатейлив – яичница, яблоки, хлеб. Изумляет икона в гостиной.

Провожает меня Максим, мы прогуливаемся вдоль канала рядом с гостиницей. Слепивший днем солнечный свет смягчился. Прошла всего неделя с момента моего приезда, и кажется, что я не только обзавелась связями, но и обрастаю отношениями.

[день публикации: 24.09.2017]

 

[...]